V&V

На следующее утро я проснулась из-за того, что кто-то тряс меня за плечо и звал по имени.
- Алиа, проснись! Нам пора.
С трудом открыв глаза, я увидела над собой высокую рыжеволосую женщину в красно-золотой мантии.
- Магистр Талмина? Куда? – спросонья не поняла я, ибо было ещё очень рано.
Но взглянув на поклажу у кровати, тут же проснулась.
- Ах да… Конечно, я сейчас…
Глава огневиков кивнула и вышла, сказав, что подождёт за дверью. Я встала и начала одеваться. Рона спала на кровати в противоположном конце комнаты. Хех, даже не проснулась… Впрочем, она всегда спала очень крепко.
Ну, вроде всё. Готова.
Я взяла свои мешки (всего два, ибо вещей у меня было немного), окинула комнату прощальным взглядом, улыбнулась спящей Роне… и вышла, закрыв за собой дверь.
- Ну как ты? – поинтересовалась женщина, когда мы выходили со двора.
Она единственная из непожилых магистров относилась ко мне вполне нормально. Впрочем, её мои… способы развеять скуку, как ни странно, практически не коснулись.
- Жива, - ответила я, стараясь сохранить в голосе безразличие. – Что со мной станется-то…
Магистр кивнула, и дальнейший путь к воротам Обители мы проделали в молчании. Там нас уже ждали ректор и магистр Илзер, глаза экзорцистов: среднего роста, довольно крепко сложённый, черноволосый, кареглазый. Девиз декана укладывается в одно слово «Дисциплина!», так что он был из тех, кто радовался моему уходу.
- Доброе утро, Алиа, - поприветствовал меня ректор, даже чуть улыбнувшись.
Я лишь кивнула, с некоторым ужасом косясь на довольно толстый конверт в его руках, запечатанный печатью Обители, который ректор протянул магистру Талмине.
- Это необходимо будет передать её родителям.
- Конечно, господин ректор, - кивнула женщина, пряча конверт за пазуху.
- Ну… тогда остался последний момент, - протянул ректор и взглянул на меня. – Алиа, согласно уставу Обители, все недоучившиеся неофиты, покидая стены Обители навсегда лишаются своей силы. А точнее, она блокируется. Мной.
Творец Всесоздатель…. Я про это совсем забыла!!
- Вытяни правую руку вперёд, ладонью вниз.
Как во сне… Я подчинилась. Ладонь ректора коснулась моей руки, и я почувствовала, как кожу начинает жечь. Всё сильнее и сильнее. Но я, сжав зубы, терпела. И вдруг боль резко прекратилась. А когда ректор убрал руку, на своей ладони я увидела татуировку: три красных языка пламени заключены в чёрный круг.
- Этот знак не позволит тебе пользоваться силой, - сообщила женщина. – Но если всё же попытаешься к ней воззвать…
Недослушав, я сделала это. В руку тут же как будто вонзились мириады. Как больно… Я тут же прекратила звать.
- … это не останется без последствий, - закончил магистр Илзер, с усмешкой глядя на меня.
Я в ответ лишь фыркнула, гордо вскинув голову.
- Ну что ж… - вздохнул ректор. – Вам пора. День пути от столицы, а дальше используете амулет Перехода. Цель знаете.
Оба магистра кивнули.
- А тебе Алиа, я желаю удачи, - старик перевёл серьёзный взгляд на меня. – А также гореть ярко, никогда не угасая.
- Спасибо, господин Верт, - слабо улыбнулась я. – Сделаю всё возможное.
И мы пошли. Но уже сделав шаг за ворота, я обернулась.
- Господин ректор.
Он вопросительно вскинул бровь.
- Прошу вас о последнем одолжении.
- Слушаю.
- Передайте мой пламенный привет магистру Бельянки, – улыбнулась я. – И скажите, что так просто он от меня не отделается.
- Старика хватит удар, - усмехнулась огневичка.
Экзорцист презрительно хмыкнул.
- Хорошо, непременно передам, - тоже улыбнулся ректор.

Ночь. Опушка леса. Костёр. Магистр Талмина спит, магистр Илзер сидит у огня, вглядываясь в языки пламени, будто хочет там что-то увидеть. Я же лежу и смотрю на звёзды, размышляя. Хорошо, что в пределах дня пути от столицы нельзя использовать амулеты Перехода и прочите подобные артефакты. Да и завтра, по словам магистров, нам надо будет пройти ещё лигу или две, чтобы появилась возможность переместиться. Хорошо, что не сразу. Можно хоть чуть-чуть подготовиться. Мать наверно будет разочарована и расстроена. Ну как же, ведь она была деканом демонологов, а её дочь даже не смогла окончить Обитель. Отец… он наверно тоже будет разочарован и расстроен, но ещё и жутко зол. А когда увидит чёрный список (так я про себя окрестила письмо ректора родителям)… мда… криков-то будет… Но самое плохое, что, если мать не передумала и не сказала сама, то объяснять отцу, какого лешего я делаю в Агриме, мне придётся самой. Ох… вот это и следующие пару часов – самое тяжёлое. Эх… ладно, прорвёмся! Хотя за полтора года я, конечно, отвыкла от постоянных скандалов с ним. Хех, к хорошему быстро привыкаешь. Видимо, придётся снова… Ну, зато буду вместе с мамой и сестрой. Не забыть бы, по прибытии, связаться с ней.
На следующий день, чтобы использовать амулет, пришлось пройти всё же одну лигу. Но вот, магистр Илзер достаёт небольшой квадратный амулет с камнем в центре и читает заклинание. В глазах взвихряются разноцветные круги, а тело кажется лёгким-лёгким… А когда всё это проходит, обнаруживается, что мы уже стоим перед трактиром под названием «Клинок и посох». Вывеска полностью соответствовала названию: перекрещенные меч и деревянный посох, используемый магами в некоторых ритуалах. Хех, как символично-то.
Магистры решили не тратить зря времени на осмотр достопримечательностей и сразу повели меня внутрь. Дело было днём, поэтому народу в общем зале трактира было немного. За стойкой же стояла высокая женщина в скромном зелёном платье с роскошными рыжевато-каштановыми волосами.
Мама.
Мы подошли, магистры почтительно поздоровались. Она ответила не менее почтительно, на меня даже не взглянув.
- Вот ваша дочь, - сказала Талмина, чуть подталкивая меня вперёд. – Цела и невредима, жива и здорова. Ещё ректор просил передать вам и вашему мужу вот это.
Она достала из-за пазухи конверт с чёрным списком и протянула матери. Она взяла, кивнув.
- Спасибо, что помогли дочери добраться.
- Пожалуйста, - ответил Илзер. – Но теперь мы должны откланяться.
- Конечно, не смею вас задерживать.
Магистры поклонились и ушли, а мать, наконец, посмотрела на меня.
- Здравствуй, - вздохнула я, стараясь не отводить взгляд.
Пару секунд она продолжала смотреть на меня, а потом вышла из-за стойки и крепко обняла, прижав к себе. Ох… Я тоже обняла её.
- Мамочка…
- Девочка моя… я так соскучилась…
- Ия... очень скучала…
Мать разомкнула объятья и осмотрела меня с ног до головы.
- Какая ж ты уже взрослая… Красавица моя… А волосы-то какие отрастила… Не мешают?
- Не-а, - улыбнулась я, чувствуя облегчение. – А вообще, я вся в тебя.
Она тоже улыбнулась и снова обняла меня.
- Я очень рада тебя видеть.
- И я. Безумно. А… а где отец?
- Уехал с другом каким-то своим старинным встречаться. Сегодня как раз должен прибыть.
Я вздохнула и, осторожно освободившись из объятий матери, села за ближайший стол. Она села рядом.
- Ты ему говорила…?
- Да.
- И…?
- Не догадываешься?
- Зол?
- Да, очень. Расстроен.
Мать тяжело вздохнула. Мой взгляд опустился на доски стола.
- Да-да-да, я знаю, кто я. Мягко говоря, нехорошая, дисциплины ни на грош, не оправдала надежд… В общем, сволочь я последняя.
- Ладно, посмотрим, что скажет отец, - ещё тяжелее вздохнула она, а взглянув на конверт, добавила, - Но навряд ли что-то хорошее. Судя по толщине письма ректора…
- Сама не будешь вскрывать?
- Почему же, буду.
Мать сломала печать, достала несколько листов пергамента и мельком пробежала глазами по строчкам. Но вдруг её взгляд остановился, а глаза удивлённо расширились. Потом она схватила меня за руку и увела на кухню, где никого не было.
- Алиа! Творец Всесоздатель! Ты… совратила неофита?!
Я промолчала, уставившись в пол и чувствуя, что краснею.
- Ты уже не девушка?!
- Д-да… - промямлила я, не поднимая глаз.
Несколько секунд мать молча сверлила меня взглядом.
- Как ты могла! – наконец выдохнула она. – Это позор! Зачем?!
- Чтобы… чтобы обезопасить себя… от навязчивой идеи отца…
- Алиа, да ты в своём уме?! Ты вообще понимаешь, что натворила?! Ты же жизнь себе сгубила!
- П… почему?
Я таки подняла взгляд на мать. Видно было, что она зла, но в глазах также были и боль, и отчаяние.
- Потому что рано или поздно выйти замуж тебе придётся. Или ты хочешь остаться одна?
Я лишь молча вздохнула, снова отведя взгляд. Мать тоже вздохнула.
- Это твоя самая большая ошибка, дочь моя. Я… отчасти я понимаю, зачем ты это сделала… Впрочем, ладно. Сейчас меня больше всего волнует реакция твоего отца.
- Меня тоже… - судорожно сглотнула я.
Но всё же было облегчение. Мать хоть как-то, но поняла, значит поддержит. А вот отец… мда…
- Я, конечно, постараюсь с ним поговорить… эх… Ну, ты, наверно, устала с дороги, да? Есть хочешь?
- Спасибо, мама…
Я обняла её, прижавшись. Она тоже обняла меня, начала гладить по волосам.
- Не за что, доченька. Боюсь, что не за что…

Посадив меня есть, мать снова отправилась за стойку – разбираться с посетителями, коих – так как уже близился вечер – прибывало всё больше. Да, здесь люди однозначно другие. Прощу, более открытые, не такие важные как в Сардесе. Приятнее. Ковыряя вилкой жаркое и украдкой осматриваясь, я гораздо чаще, чем в любом столичном трактире, замечала на лицах улыбки, а не гримасы, будто человек, глядя на тебя, есть лимон или, наоборот, заискивающе улыбается, а в глазах желание твоей скорой мучительной смерти. Ну или… другие желания. Бр-р-р!
Потом мать показала мою комнату. Ею оказалась одна из тех, что сдавалась, ибо кроме них и той, где жили родители, свободных не было. Но мама пообещала, что скоро они с отцом наймут рабочих, и они пристроят жилище для меня. Впрочем, в этом плане я неприхотлива, и вполне могла жить и так. А комната была небольшая, скромная: кровать, стол, несколько стульев, шкаф, камин. Просто, но мне понравилось. Уютно.
Разложив свои немногочисленные пожитки, я снова спустилась вниз… и замерла, вцепившись в перила лестницы. К стойке шёл немолодой, но высокий широкоплечий мужчина со светлыми волосами чуть ниже плеч. На нём были плащ, кожаная куртка, рубашка, штаны и сапоги. Серо-голубые глаза смотрели пронзающе-твёрдо, будто проникая в самую душу.
Отец.
Ох-ох-ох… Сколько раз я истово желала под взглядом этих глаз провалиться на самый последний из Нижних миров… А что будет теперь… но… я понимала, то всё-таки соскучилась. Как-никак полтора года не виделись…
Он подошёл к маме, обнял её, поцеловал. А потом, видимо, почувствовав взгляд, посмотрел на меня. Ой… брови тут же сошлись на переносице, взгляд потяжелел, одновременно став ещё более пронзительным. Я тут же будто бы вернулась в детство, почувствовав себя маленькой нашкодившей девчонкой. Хотя… нет, сейчас взгляд гораздо тяжелее и… острее, что ли… Ужас! Отец – единственный человек, который мог вызвать во мне сильный страх.
Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. Мамочки… хотелось отвести взгляд, спрятаться… и никак. Но потом отец махнул, чтобы я подошла к нему и перевёл взгляд на мать. О… ноги не гнуться, напряжение… чувствую себя струной лютней Флантиуса… Но таки заставила себя подойти. Мда… рядом с отцом я ещё больше почувствовала себя маленькой девочкой, ибо он был на голову меня выше и шаре в плечах раза в два, если не больше.
И снова молчание, лишь тяжёлый взгляд. Мать тоже молчит. Ой-ёй-ёй… Но… но надо взять себя в руки! Мне уже не пять лет и не пятнадцать!
- Здравствуй, отец, - заставила себя произнести я.
Но голос таки предательски дожал.
- Ну здравствуй, дочь, - медленно произнёс он. – Я надеялся, что мы встретимся всё же не при таких обстоятельствах.
- Я тоже на это надеялась.
А что я могла ещё ответить? Почему-то сейчас это казалось очень важным. Отвечать. Что угодно, но говорить. Не молчать.
Взгляд отца потяжелел ещё сильнее. Наверняка счёл дерзостью…
- За что тебя выгнали?
- Ты не видел свою дочь полтора года, - вдруг вмешалась мать. – Неужели нужно прямо с порога устраивать допрос? Да и ты сам устал с дороги. Отдохни, просто побудь с Алиа. А разговор никуда не денется.
Я с благодарностью покосилась на мать, мысленно истово молясь Творцу, чтобы отец внял её словам. Всё также глядя на меня, он хмыкнул.
- Да, в чём-то ты права, Гленнас. Я устал и… всё же очень рад видеть тебя, дочь моя.
И с этими словами отец вдруг обнял меня, прижав к груди. Я безумно удивилась, но тоже обняла его. Как в детстве… когда я тянулась к отцу, когда он был совершенно другим…
- Папочка… я соскучилась… - невольно вырвалось у меня.
Отец обнял крепче, уткнувшись губами в мою макушку.
- Дочка… я тоже скучал…
- Миантр, давай вы поговорите завтра, а? – снова заговорила мама, и по голосу было слышно, что она улыбается.
Отец разомкнул объятия, посмотрел на маму, потом на меня. Кивнул и даже чуть улыбнулся.
- Ладно, поговорим завтра. Да и я догадываюсь, почему тебя выгнали. Небось, жить никому спокойно не давала?
- Па-а-ап, ты там, кажется, устал с дороги, да? – тоже улыбнулась я, чувствуя ещё большее облегчение. – Ну так давай ты пойдёшь поешь, отдохнёшь, м-м-м?
- Егоза хитрющая, - усмехнулся отец и потрепал меня по волосам.
Переодевшись, он сел есть. Я пристроилась рядом, и мы просто разговаривали о том, что случилось за эти полтора года. Я, естественно, ограничивалась лишь общими чертами, ибо детали были описаны в письме ректора.
Как же отец изменился… Стал чаще улыбаться, разговаривал по-другому, более… мягко, что ли. Стал похожим на себя того, давнишнего, ещё до ухода мамы.
За этой беседой я совсем забыла о причине своего присутствия здесь и окончательно расслабилась, в конце концов устроившись у отца на коленях.
- Ох… а ты потяжелела, - усмехнулся он, обнимая меня.
- Это всё умные мысли, - тоже усмехнулась я.
- Не-е-е, это вредность и упрямство. Хотя куда уж больше.
- Нет пределов совершенству.
Тут к нам за стол подсел какой-то мужчина, судя по всему, знакомый отца. Они начали разговаривать, и я даже поначалу слушала, по-прежнему обнимая его. Но тепло, поздний вечер и полный желудок делали своё дело: веки потихоньку начали тяжелеть и поднимать их становилось всё труднее и труднее… И отец рядом… тёплый, родной… В конце концов я заснула прямо там, у него на коленях.

Утром я проснулась необычайно для себя рано, аж за четыре часа до полудня. Оделась, спустилась в общий зал. Народу никого, только отец стоит за стойкой и… читает письмо ректора! Творец Всесоздатель… вот она, смерть моя… эх, ладно… была не была…
Я подошла ближе и встала рядом с отцом. Он не пошевелился, лишь взгляд скользил по строчкам последнего листа. Прочитал. Отложил. Пошёл на кухню. Вернулся с бутылью вина и кубком. И ни слова. Осушил кубок, другой. Подряд.
- Нет, я, конечно, догадывался, что увижу нечто подобное… - наконец почему-то хриплым голосом произнёс отец, не глядя на меня. – Но что ТАКОЕ…
Он снова замолчал.
Я же стояла рядом, вцепившись руками в край стойки. Снова как струна… Нет, сейчас напряжение ещё сильнее, хотя вчера казалось, что это невозможно. Ох… лучше бы он кричал… что угодно, только не это, не молчание…
- Я всё ожидал увидеть, - вновь повторил отец, всё также упершись взглядом в дверь. Фух… я уже думала, что сейчас рассыплюсь от напряжения. – Но только не позор.
- О… о чём ты?
Зря я это спросила…
- О «совращении неофита»!! – наконец сорвался на крик отец и посмотрел на меня.
- А что такого?
Это сама собой включилась защитная реакция. Так всегда было, когда он кричал на меня.
- Что такого?! Алиа, да ты в своём уме?!! Ты опозорила нашу семью! С кем?!
- С одним парнем из Обители, - уже спокойнее ответила я.
Защита… привычка…
- Зачем?!
Мда, такой злости я ещё не видела… глаза горят, взгляд бешеный, лицо побледнело и пошло красными пятнами, на скулах затвердели желваки.
- Я… я не хочу замуж, - ответила я таки чуть дрогнувшим голосом.
Даже не представляю, что сейчас будет…
Но к моему глубочайшему удивлению, отец вдруг стал спокоен. Снова отвёл взгляд, глубоко вздохнул.
- Так значит, это было сделано назло мне, да? – ледяным голосом протянул он.
Ох, нет… лучше бы кричал…
- Я…
- Молчи. Я ещё не закончил. Так вот, барышня, - отец снова перевёл взгляд на меня, - ты всё равно выйдёшь замуж.
- На… навряд ли кто-то возьмёт…
- Я найду тебе жениха. И если потребуется, поведу под венец силой.
Едва я это услышала, как тут же поднялась и вскипела злость.
- Ни за что! Да я… да я лучше сбегу!
- Не советую, - всё также спокойно протянул отец. – Ибо я всё равно тебя найду. И тогда уж точно запру до самой свадьбы.
Я вздрогнула. Это самое страшное… и он прекрасно об этом знает… но…
- Что ж сейчас-то не запрёшь, а?! – прошипела я, ещё сильнее вцепляясь в стойку. – Давай же! Тогда точно никаких проблем не будет!
Во взгляде отца что-то дрогнуло, но он слазал лишь:
- Я предупредил. Так что хоть раз в жизни прояви благоразумие и не дури. А пока что будешь помогать нам с мамой здесь, в трактире.
Я хотела хоть что-то ответить, но вдруг резко перестало хватать дыхания, да и в горле ком. А ещё слёзы… злости и разочарования. Какая ж я дура! Думала, снова изменился, снова стал как раньше… и ничего подобного… как был тираном, так и остался! Как же обидно, больно… Но кроме этого была и злость, сильная злость. Я чувствовала, как огонь внутри меня вскипает, желая вырваться наружу. И всё горячее, жарче… И вдруг ладонь правой руки пронзила сильнейшая боль. От неожиданности я вскрикнула и едва не упала, но вовремя схватилась за плечо отца.
- Что такое? – встревожено спросил он, поддерживая меня за талию.
- Пе... чать… - выдавила я, стараясь унять разбушевавшуюся силу.
Далеко не с первого раза, но мне таки удалось это сделать, несмотря на острую боль, которая, впрочем, становилась всё слабее.
- Что происходит? – услышала я откуда-то справа женский голос. – Я слышала крик.
Это подошла мама. Вместо ответа я продемонстрировала ей правую руку.
- Ах да, ты же запечатанная… Но зачем пыталась применить силу?
- Я и не пыталась, - глухо ответила я, отходя от отца. – Это само получилось.
Мама посмотрела на него, потом на конверт на стойке. Вздохнула.
- Понятно. Всплеск чувств.
- Я не выйду замуж! – снова прошипела я, зло глядя на родителей. – Так и знайте!
Мать вздохнула ещё тяжелее, а отец снова сделался холодно-спокойным.
- Я уже всё тебе сказал, Алиа. И больше повторять не стану.
- Миантр…
- Нет, Гленнас! Это уже ни в какие ворота не лезет! На неё нужна управа, и если не могу я, значит, сможет муж!
Не став дожидаться ответа матери, я буквально вылетела из трактира.